Теракты в Париже и кризис толерантности

Кошмарная ночь в Париже с пятницы на субботу, словно вобравшая в себя все предыдущие кровавые теракты, — жуткий, каннибальский микс, который мог возникнуть как замысел лишь в болезненном воображении. Жесткая реакция Франсуа Олланда. Волны сочувствия, соболезнований, скорби. Над всем над этим, однако, простой вопрос: что дальше?

Он возникает после каждого теракта, независимо от количества погибших и пострадавших, и свидетельствует о том, что проблема терроризма не решена как таковая, потому что, она не имеет решения. Главы государств и международных организаций ситуативно реагируют на происходящее, но крайне редко в состоянии предотвратить теракты. Для Украины с ее как минимум тремя очагами терроризма это актуальный вопрос, поскольку, сейчас наша страна будет какое-то время полностью предоставлена сама себе. Между тем, как раз в нерешенности проблемы терроризма и кроется ответ на вопрос, как защититься от «смертников». Пока не будут наработаны эффективные методики «на опережение», говорить о каком-либо противодействии терроризму, кроме, разве что, словесных или мысленных проклятий и всеобщей скорби, невозможно. В таком случае, если есть мощная Антитеррористическая лига, почему методик до сих пор нет? По какой причине реакция следует, чаще всего, постфактум? И что дадут временные жесткие меры, предпринятые Францией?

Рискну предположить, что, как и в случае с российскими терактами, ничего. Но аналогии с московскими взрывами и захватами напрашиваются сами собой. Я же хочу провести аналогию с Украиной. По сути, Европа пошла по пути умиротворения агрессора, предпочтя признать недостаточно убедительными доказательства вооруженной агрессии России на территории суверенного государства Украина. Дипломатический путь переговоров, наиболее предпочтительный для ЕС, на самом деле наиболее сложный для нашей страны. Он был бы приемлем, если бы речь шла о быстром завершении войны. Однако как раз об этом речь-то и не идет! Владимир Путин почти накануне парижских терактов высказал опасения, что на Донбассе ситуация будет развиваться по сценарию «замороженного конфликта». Если РФ непричастна к «ДНР» и «ЛНР», почему Путин уверен именно в таком будущем? Если причастна, почему ЕС не среагировала?

Евросоюз предпочел «не заметить» многих грубейших нарушений и международного права, и международных соглашений о коллективной безопасности, чтобы не начинать масштабную открытую войну с Россией. В данном случае, Украина как страна-буфер  и плацдарм для переговоров и урегулирования спорных моментов Брюссель вполне устраивала. При этом, основные удары принимали бы на себя мы, ЕС заботился бы о смягчении ударов для нас и отведении их для себя. Вполне разумная тактика, если бы речь шла о торговых войнах. Но сейчас речь идет о терроризме, и кровавая ноябрьская пятница в Париже как нельзя более очевидно продемонстрировала губительность политики умиротворения и несостоятельность всех имеющихся в наличии схем противодействия терроризму.

Почему?

Во-первых, кто такие террористы и чего они хотят?До сих пор нет внятно озвученных целей террористов, нет единой картины их требований, нет представления о том, как они — террористы — видят будущее мира и почему готовы отдать жизни за это будущее. Возможно, мысль прозвучит крамольно, но тщательное изучение декларируемых (только декларируемых) целей стало бы неплохой почвой для перевербовки потенциальных террористов. Тем более, что руководителям таких организаций зачастую как раз и невыгодно было бы осуществление того, чего хотят террористы, начиная от среднего звена и ниже. Допустим, цель — мировое Исламское государство. В таком государстве вожди террористических организаций моментально лишатся значительной доли своего влияния и прибылей, так как, воины Аллаха будут никому не нужны, — ислам станет общемировой религией, все будет по шариату. В самой идее ИГ есть заметное слабое место, — ИГ не сможет существовать, даже если исламисты победят всех-всех-всех, так как, агрессивное государство не в состоянии жить без врага. К слову, ярчайший пример агрессивного государства, — Россия.

Во-вторых,  самое сложное в противодействии терроризму, — это эффективность терроризма для достижения геополитических и геостратегических целей при сравнительно небольшом капиталовложении. Независимо от результатов теракта, организация, которая его осуществила, обретает влияние в определенных кругах, а страна-цель вынуждена предпринимать экстренные меры, что бывает выгодно тем или иным субъектам мирового политпроцесса. Во Франции местные мусульмане  резко осудили теракты и отмежевались от них, и это позитивный и прогрессивный момент, но он продиктован больше эмоциями. Никто из живущих во Франции мусульман не желает гонений на своих собратьев по вере. В то же время, нельзя забывать, что именно влиятельные мусульманские общины могут стать прибежищем террористов, и в таком случае, никакие экстренные меры (закрытие границ и т.п.) не помогут. Сейчас во Франции будет разыгрываться мусульманская карта точно так же, как в Украине нередко разыгрывалась российская. После вспышки единения в ЕС начнутся социальные расколы, и Евросоюз на какое-то время погрязнет во внутренней неразберихе. Это еще больше осложнит проблему противостояния терроризму. Особенно потому, что, как мы видим, противостоять терроризму невозможно в силу его эффективности как метода. Любой теракт дает хотя бы минимальный результат. И единственная возможность не противостоять терактам, не противостоять террористам, а хотя бы как-то контролировать ситуацию, — играть на опережение. Это сложно, но возможно, и во многом зависит от скоординированных действий спецслужб. Но полностью довериться спецлужбам также небезопасно (что, повторюсь, видно на примере РФ). Следовательно, имеет место быть методологический тупик.

В-третьих, концепция толерантности как основополагающая европейской цивилизационной модели становится все более и более дискредитируемой, (тем более, сложно определить границы между личной свободой и угрозой государству). Кажется, еще немного, и ЕС от нее откажется. Защищая права на самовыражение, на самобытность, европейская модель предоставляет сравнительно больше возможностей для террористов, чем жесткая тоталитарная модель. Но тоталитаризм не свойственен Европе в принципе (хотя были исключения), так как, жесткая модель не в состоянии оперативно и эффективно реагировать на вызовы времени. Тоталитаризм мог бы на какое-то время свести к минимуму теракты, но не устранить угрозу их как таковую. Отсюда — концептуальный тупик. С одной стороны, столкновения из-за хиджабов в центре европейской цивилизационной модели — в Париже, с другой, отсутствие альтернативной и эффективной концепции европейского будущего. Но давайте посмотрим на это с другой точки зрения. Складывается впечатление, что террористы своими действиями словно подталкивают Европу отказаться от толерантности.  Возможно, так и произойдет. И это станет чудовищной ошибкой! Потому что, именно террористам выгоден жесткий биполярный мир, мир контрастов, в котором живут они и их приверженцы. В этом смысле, единственной проблемой ЕС остается отсутствие мощной альтернативы. Таковой могла бы стать концепция «каков привет — таков ответ». И если бы ситуация в Украине оценивалась Европой в такой парадигме, полагаю, Крым давно был бы наш. Кстати, еще нюанс. Именно Крым, укрепляемый полуостров в руках руководителя, которого можно смело назвать террористом (в том смысле, что методы, им применяемые, недалеко ушли от методов террористов), может стать базой для терроризма, очагом терроризма и оплотом терроризма в непосредственной близости от центра Европы. Именно «ДНР» и «ЛНР» с размытыми государственными концептами и четкой опорой на оружие могут превратиться в рассадники терроризма не только для Украины, но и для Евросоюза. Что, отметим в скобках, было бы выгодно РФ, неоднократно выражавшей обеспокоенность грядущим вступлением в силу соглашения о ЗСТ ЕС с Украиной.

В-четвертых, в антитеррористической риторике нередко случается небезопасная подмена понятий. Мы негодуем в адрес террористов, меры борьбы применяются против террористов, но не против терроризма как такового. Терроризм как метод осуждается на всех дипломатических и социальных уровнях, однако, ни одна страна еще не выработала эффективного законодательства против терроризма как метода. Возможно, потому, что, даже запрещая терроризм, закон карает террористов, то есть, исполнителей, а не вдохновителей и не заказчиков.

Как мне кажется, для Европы в очередной раз настал момент истины и, судя по масштабности терактов, точка невозврата. В США после 11 сентября пытались пересмотреть схемы противодействия терроризму и борьбы с ним, попытались действовать на опережение (та же Сирия, при всех спорных). В ЕС также должны пересмотреть многое. По большому счету, выявить симпатиков террористов не так сложно. Но, если нет преставления о том, как им противостоять, то, конечно, лучше их не замечать. До поры до времени. И, боюсь, до новых терактов.

Несколько слов об угрозе терроризма в Украине. Нашу страну терзает терроризм. Политикум все внимательнее присматривается к террористическим методам и некоторые берет на вооружение. Сращение внешнего и внутреннего терроризма — опаснейший симптом и относительно новый тренд, на который стоило бы обратить внимание и среагировать как можно быстрее. Потому что, для террористов любая трещинка в социуме, — это щель, которую они используют в своих интересах.

Лилия Брудницкая, эксперт Центра структурной политологии «Выбор»